Юрий Яковлев

КАК СЕРЕЖА НА ВОЙНУ ХОДИЛ

Сказка

Как это случилось? Как произошло?

Шёл тихий ситный дождь. Его и глазом не видно, но если высунуть из окна руку, дождь слегка покалывал ладошку. Мокрые листья блестели. От тополей пахло горькой смолкой. А над дорогой курился пар.

Как это случилось? Как произошло!

Вдруг ударил гром, словно с неба на крышу посыпались большие камни и разлетелись в разные стороны: всё загрохотало, зазвенело. Сиреневая молния резанула по глазам и тут же погасла.

Серёже показалось, что дверь распахнулась и кто-то вошёл в комнату. Мальчик оглянулся — перед ним стоял Дед. Седая борода клинышком, густые усы, подпирающие нос, светлые глаза. Одет он был в военное.

Серёжа сразу узнал Деда, хотя раньше никогда не видел его.

— Я тебя давно жду, — сказал мальчик.

— Так ведь путь был долгим, — в оправдание себе сказал Дед, и Серёжа заметил, что гимнастёрка на Деде совсем выцвела, стала почти белой, а на запылённых сапогах сбиты каблуки. — Чего ради ты меня ждёшь?

— Хочу с тобой на войну сходить. Ты дорогу туда знаешь.

— Знаю, — согласился Дед. — С закрытыми глазами найду.

Снова громыхнуло. На этот раз поодаль. И камни были помельче — не так сильно загремели по крыше.

— Не хотелось бы мне возвращаться на войну, — признался Дед. — Может быть, не надо?

— Нет, надо!

Дед посмотрел в глаза внуку и понял: не отступится.

— Ладно! — сказал старый солдат и глубоко вздохнул — Надо так надо. Портянки надевать умеешь?

— Какие ещё портянки? — Серёжа сморщил нос.

— Обыкновенные. Солдатские.

Дед достал две свежие тряпицы и ловко запеленал Серёже сперва одну босую ногу, потом другую. Ноги стали похожи на двух белых голубей.

— Теперь можно и сапоги надеть.

Сапоги были велики, и нога в них плавала. Но на детскую ногу военных сапог не шьют. И гимнастёрка — военная рубашка цвета жухлого сена — была не по росту, доставала почти до колен. Зато пилотка пришлась в пору и звёздочка заалела над переносицей.

Дед одел внука, оглядел его, остался доволен. И они зашагали на войну, благо дорога была хорошо знакома старому солдату.

Дождь прошёл, пригрело солнце, город задышал. Зазвучали голоса, откуда-то доносились обрывки песни. Как зелёная ракета, зажёгся огонь светофора. Взрослые спешили на работу, дети бежали в школу.

А Серёжа с Дедом шли на войну.

Они миновали город и вышли на шоссе. А потом свернули на проселочную дорогу — неровную, изрытую глубокими колеями. Эта дорога шла полями, пробивалась сквозь лес, по старым заброшенным мостам пересекала реки. По ней никто не ездил и не ходил. Люди забыли, забросили ненужную дорогу. Но она не казалась мёртвой. Над ней звенели жаворонки, с гудом пролетали шмели, через дорогу прыжками перебегали лоси и на коротких ножках семенило семейство кабана. На деревьях, что росли на обочине, не жалея крепких клювов, со стуком трудились дятлы. Время от времени доносился голос невидимой кукушки, словно вещая лесная птичка отсчитывала, сколько километров пройдено и сколько ещё осталось пройти двум путникам — Серёже и Деду. Они шли туда, куда вела их старая дорога, — на войну.

Когда выходили из дома, Дед был озабочен и встревожен. Теперь его лицо стало спокойным и задумчивым.

— Неужели мы снова встретимся! — отвечая своим мыслям, воскликнул Дед.

— Ты это про кого? — мальчик с любопытством взглянул на Деда.

Дед как бы очнулся, оторвался от своих мыслей и посмотрел на Серёжу:

— Про своих товарищей. Старшину Волкача вспомнил, Володю Савичева, чукчу Камыкваля. Сколько лет не виделись!

И он стал перечислять имена дорогих ему фронтовых друзей. Не всех сохранила память, но самые близкие жили, светились — не погасло их время.

— Теперь задача — отыскать нашу роту, — рассуждал Дед. — Помню, мы стояли у села Кадушкина. Но точно не скажу, отбили мы село у фашистов или только собирались отбить. Вот ведь память стариковская!

В солдатских сапогах шагать тяжело, не то что в кедах. Сапог велик и как бы дышит, а если прибавить шагу, звенит о камни железной подковой, прибитой, чтобы не сбивался каблук.

— Дед, я устал, — к концу дня пожаловался Серёжа.

— И я устал, — признался Дед. — Солдаты всегда усталые. Однако сделаем привал.

Путники свернули с дороги, углубились в лес. Серёжа как дошёл до разлапистой ёлки, так и повалился в мягкий зелёный мох, и тут же уснул. Ему ничего не приснилось, так крепко он спал. А проснулся оттого, что рука Деда легонько трясла его за плечо:

— Пора!

Серёжа вскочил и долго невидящими глазами смотрел на Деда: никак не мог взять в толк, где он и куда пора.

— Может быть, вернёмся… пока не поздно? — осторожно предложил Дед.

— Нет!

Серёжа сразу вспомнил, что он в походе, что идут они с Дедом на войну, на которой не был ни один сегодняшний мальчишка, и потому вскочил на ноги и поправил пирожок пилотки.

И вот уже звенят подковками солдатские сапоги и над дорогой дымком вьётся пыль.

— Зачем тебе война понадобилась? — на каком-то далёком километре спросил Дед.

— Хочу знать, как совершают подвиги.

— Герои! Подвиги! — в сердцах воскликнул Дед. — Это ведь жизни человеческой стоит!.. А знать, конечно, надо, — неожиданно согласился он.

Как это случилось? Как произошло?

Шли Дед и Серёжа на давно отгремевшую, давно отпылавшую войну. Шли по старой дороге, по которой когда-то катили пушки, и громыхали танки, и месила осеннюю грязь усталая неистребимая пехота, которую в народе любовно зовут «матушкой-пехотой».

Сколько дней и ночей шли Серёжа и Дед на войну, никто не считал, а сами они сбились со счёта.

— Когда же мы придём? — спрашивал мальчик.

И Дед устало отвечал:

— Не спеши. Ещё навоюемся.

Постепенно Серёжа привык к военному обмундированию. Сапоги стали легче, а воротник гимнастёрки уже не тёр шею. А когда он надевал пилотку, то звёздочка оказывалась точно над переносицей, как и положено. Лицо маленького солдата обветрилось, загорело, а голубые глаза посветлели, словно выгорели от палящего солнца.

Странные перемены происходили в пути и с Дедом. Его белая борода неожиданно порыжела, а потом вовсе не стало бороды, хотя Серёжа точно помнил, что Дед не сбривал её. Остались только усы, да и те стали жиденькими — два рыжих пёрышка. А ещё совсем недавно белые густые усы подпирали нос. Глаза у Деда повеселели, шаг стал пружинистым, голос твёрдым. И шёл он бодро, поторапливал Серёжу — подавал команду:

— Шире шаг!

С каждым днём Дед становился моложе. И только для Серёжи он оставался Дедом.

Как это случилось? Как произошло?

Не только с Дедом и Серёжей происходили перемены на старой военной дороге. Всё вокруг неожиданно изменилось. Светило солнце. Зеленела трава. Небо было голубым. А птицы перестали петь. Откуковала, закончила свой таинственный счёт кукушка. Затаились звери. Всё замерло. Только между деревьями было видно, как мчатся составы кирпичного цвета с пушками, с танками, а из теплушек, из вагонов, в которых ездят солдаты, доносились обрывки печальных песен. Паровозы не гудели, только тяжело дышали на подъёмах.

Когда тяжёлая поступь военных эшелонов замерла, Серёже вдруг показалось, что они с Дедом одни в целом мире, а все люди, птицы, звери покинули родную землю. Серёже нестерпимо захотелось домой. Он долго крепился, но потом не выдержал и подёргал за рукав помолодевшего Деда: